Фетос сидел у костра и предавался своим мыслям, стараясь не прислушиваться к разговорам вокруг. Он знал, о чем они велись. Как и всегда, там были сделки и шутки, были и свадьбы, и рождения, но в этот раз больше всего там было разговоров о Сих и их исчезновении. Непонимание, скорбь, гнев и решимость - события последних сезонов заставляли всех их волноваться и переживать. Вот только для него самого каждый разговор о Сих принимался слишком близко к сердцу, спустя годы вновь ощутившему грусть печального расставания с миром, который буквально мгновение назад казался таким простым и понятным, а ныне оскалился и нанес свой тяжелый удар. Он старался оградить себя от этих разговоров, увлечься работой или игрой с детьми, но не убегал от проблемы. И не отчаивался. Как однажды он отдал раненое сердце своей новой семье, Шисах, и обрел уверенность в грядущем, так и ныне он предчувствовал и верил, что люди или даже сами духи подарят хабитам мир и покой. А пока он сам сделает всё возможное, чтобы подарить окружающим минуты мира и покоя, в которых они так нуждаются.
- Конечно, моя госпожа, - ответил он Акхали и тепло улыбнулся. Сделав знак, чтобы сидящие рядом помогли ему наполнить кружку чем-нибудь погорячее, он в задумчивости прислушался к поднявшимся вокруг предложениям и просьбам, но всё-таки сам выбрал для них историю.
- Я расскажу вам о золотой Антилопе.
Окружающие могли бы решить, что это будет одна из тех легенд, в которых она является людям, высекая искры своими копытами, в которых она учит хабитов приручать огонь и беречь его, плавить металлы и готовить, но они бы ошиблись - Фетос выбрал ту из них, что много сезонов не звучала у костра. И в которой Антилопе отведено гораздо меньше места, чем это обычно бывает. И начиналась она так: это было давным-давно, до великого сражения духов и Руно. В тот день воин первой общины пообещал своей возлюбленной приручить дикий огонь...
Звали того воина Хо́док. Он был хорошим воином и верным другом, был на хорошем счету у вождя, и мечтал обрести своё счастье, женившись на его дочери - Анисе.
Та была невероятно красива и искусна в охоте - ни один хабит не мог сравниться с её тихой грацией, а её пение покоряло и самого дикого зверя. Ход, как и многие другие, стремился словом и делом завоевать её расположение.
В один из дней, когда община сидела у вечерних костров за ужином, молодежь в который раз шутила и хвалилась, желая произвести впечатление на прекрасных дам. Был там и Ход, который до того осмелел после дневной победы в охоте, что подошел к Анис и прямо заявил ей о своих чувствах.
Девушка улыбнулась, а потом сказала:
- Многие воины говорили мне такие слова. Но ни один не смог доказать их на деле. Я стану твоей женой, когда ты сделаешь так, чтобы выше хребтов и шире песков засиял огонь твоей любви ко мне.
Окружающие засмеялись, решив, что такая просьба-отказ отпугнет Ходока, но он, чувствуя в себе силы свернуть даже горы, был непреклонен.
- Да будет так, - согласился он. - Я пойду к самым далеким пескам севера и принесу дикий огонь на высочайший пик юга. И ты увидишь, как он озарит скалы, где живет мать Змея. И ни у кого я не стану просить помощи на своем пути, пока не предстану перед тобой.
И, преисполненный решимости, юноша вышел из шатра и направился собирать свои вещи для дальнего похода. За этим занятием его и застала тень. Этой тенью была Полынь, сестра Анисы, что росла задиристой и смелой - с самого детства они с Ходом соревновались за право быть лучшим воином общины и никогда не ладили.
- Что ты хочешь, Полынь? Я иду за великой славой. И вернусь, став первым из воинов и мужем Анисы. И даже ты признаешь меня сильнейшим.
- Или же ты сгинешь в пустыне в одиночестве, - возразила девушка и вытащила из ножен своё оружие. - И тогда пусть этот клинок станет тому свидетелем.
С этими словами Полынь оставила свой нож и ушла. Ход долго думал, брать ли его с собой. В конце концов, заключил он, любое оружие будет полезно, и отправился в долгий путь пешком, ибо тогда далеко не каждый хабит умел приручать зверей и ездить верхом.
Много ли прошло времени или мало, но Ходок пересек земли, за пределы которых хабиты старались не заходить, и начал прокладывать путь, говоря с Орлом на отдыхе днем и с Антилопой у костра ночью. Духи, зная о данном юношей обете, не помогали ему, а только скрашивали одиночество. И так он уходил всё дальше и дальше, когда в один из дней не оказался далеко в песках без единой капли воды.
Жажда мучила его уже третью ночь, и юноша сидел у костра, погруженный в свои думы, когда из искр рядом с ним появилась Антилопа. Ход не стал просить её помощи, а только спросил:
- Скажи мне, Антилопа, что делают у костра в моем племени?
- Твое племя празднует - они поймали хорошую добычу. - отвечала Антилопа.
- А о чем они говорят?
- О солнце и луне, о прошлом и будущем.
- Вспоминает ли кто из них меня?
- Двое. Та, что смеется над тобой, считает, что ты скоро вернешься домой посрамленным. Та, что верит в тебя, сжигает в огне свою любимую ленту, прося огонь подсказать тебе путь.
И с этими её словами огонь разлился по окрестностям десятками нитей, указывая, где под землей текут воды, и где он может напиться. Ход бросился за ними и вскоре уже жадно припал к источнику и набирал воду в свой бурдюк. Когда он закончил, Антилопы уже не было рядом.
Прошло еще множество дней и луна успела вновь возродиться на небе, когда Ходок пришел в край, где царили шакалы. Множество раз он уходил от встречи с ними, но в конце концов стая окружила его и даже смерть пятерых зверей от клинка хабита не остановила её. Долго юноша петлял между дюн, пытаясь скрыть свои следы - шакалы неуклонно следовали за ним. Тогда он решил остановился у расселины, отдохнуть и принять бой, но страх и холод не давали ему расслабиться и собраться с силами. Он рискнул развести костер, понимая, что его всё равно найдут, и в пламени его увидел Антилопу. Он приветствовал её, но вновь не стал просить о помощи. Вместо этого он спросил:
- О, Антилопа, скажи, здравствует ли моя община?
- Здравствует и растет, - отвечала та.
- Слышно ли тебе у костров моё имя? Помнят ли они меня?
- Помнят. Та, которой всё равно, верит, что ты сгинул в песках. Та, что волнуется за тебя, срезала свои волосы, прося защитить тебя. Так что ложись на песок и спи, маленький воин. Шакалы не посмеют подойти к тебе сегодня.
С этими словами огонь окружил его и сплел сеть, что горела до самого утра. А антилопа то появлялась, то исчезала, убаюкивая его пением чьей-то далекой песни. Ходок знал - то поёт ему Аниса.
Прошло еще множество дней и луна дважды возродилась на ночном небе. Ходок достиг земель, где горит дикий огонь, и зажег от него свой факел. Свет от него озарял ночь ярче луны, но тепла не давал и не ел ни древесины, ни ткани - таков был тот древний дар пустыни. Вместе с ним он повернул в обратный путь и пошел дальше, на юг. Многие хабиты видели его, идущего по пустыне, и разносили вести о его скорой победе.
Только не суждено ему было так просто вернуться за наградой - едва свет от его факела озарил лежащие под хребтом земли, орлы, недовольные, что их разбудили, кинулись на Хода и стали клевать его. Он терпел эту боль, боясь сорваться, и, когда он оказался внизу, всё тело его было покрыто кровью и горело от ран. Из последних сил Ход стал собирать хворост для костра, дабы нарушить обет и попросить Антилопу передать его слова Анисе, но Антилопа появилась сама, звонким цокотом выбив искры из тонких ветвей.
- Антилопа, скажи, видит ли племя огонь, что я оставил на вершине?
- Видит. - отвечала она.
- И знает, кто его там оставил?
- Знает.
- Что они говорят?
- Они зовут тебя величайшим из воинов. Даже та, что забыла тебя, признает тебя и ждет твоего возвращения.
- Только я не вернусь.
- Вернешься. Ибо та, что любит тебя, рассекла свою ладонь и отдала свою кровь огню, взамен твоей.
И с этими её словами он почувствовал, как огонь прижег его раны. Боль отступила, и Ход нашел в себе силы отправиться в путь.
Прошло еще много дней. Все хабиты собрались у огромного костра и ждали его, чтобы устроить в его честь праздник. Едва он ступил в их круг, каждый посчитал необходимым подойти, чтобы пожать ему руку, а вскоре и сама Аниса прильнула к нему. И Ходок обнял её. И тут же руки его коснулись её волос, коса из которых доходила девушке до лопаток и была перевязана её любимой лентой.
- Твоя лента, она цела? - не верил он своим глазам.
- Конечно, - ответила девушка. - Она всегда при мне.
- А, разве ты не обрезала волосы, пока я был в пустыне? - вновь спрашивал он.
- Что? Мои прекрасные волосы? Разве что-то могло бы заставить меня расстаться с ними? - удивилась девушка.
- А руки, - он развернул её ладони к себе, не видя шрамов. - Разве ты не порезала их?
- О чем ты говоришь, Ходок? Неужели я бы позволила шрамам украсить мою кожу?
Юноша смолк и только оглянулся вокруг. Лишь одного лица он не увидел среди встречающих и догадка озарила его лицо. Оставив Анис, он бросился к шатру, в котором жила Полынь, и нашел её за шитьем. Её непокорные рыжие волосы были коротко острижены, а ленту, что обычно не пускала их на лоб, теперь сменила простая веревка.
- Я вернулся, - сказал он, но девушка не подняла головы. Тогда Ходок прошел внутрь и сел, наблюдая за её работой. Её движения были неуклюжими, словно каждое отдавалось болью. Он взял её вышивку, заслужив сердитый взгляд, и понял, что видит на ней золотую Антилопу. На открывшихся же ладонях Полыни было множество ран, но один глубокий порез был совсем свежим. И до боли напоминал его собственный.
И тогда он покачал головой и сказал:
- Я был слеп, а твоей молитвой нашел путь. Я был испуган, но твоя песня успокоила меня. Я был ранен, и ты забрала мою боль. Полынь, я обязан тебе своей жизнью. Что ты за неё хочешь?
- Ничего, - ответила девушка, и в глазах её он увидел непоколебимый и гордый огонь, что никогда не принимал от него пощады и жалости, но который последовал за ним на край света.
- Хорошо, - прошептал Ходок. - Ибо она твоя навеки.
И с этими словами он вручил ей тот нож и своё признание. И в будущем ни на мгновение не усомнился в правильности этого выбора.