Вечерело слишком рано. Так считал, наверное, каждый, для кого предыдущая ночь стала всего лишь продолжением предыдущего же вечера. Дела валились из рук, лень и сонливость умоляли предаться совместному и обоюдному времяпрепровождению с кроватью, и, казалось, будто всё поселение, все птицы и звери - всё, включая ветер, но исключая время, выпило сонного отвара и погрузилось в дрёму.
Каредад оказался ею сражен неподалеку от храма - на площадке, где можно было попрактиковаться как магам, так и воинам. Здесь часто собирались желающие размяться как для здоровья и тренировки, так и на спор. Ставками было всё - от звучных щелбанов до сверкающих драгоценностей. Когда-то упорно ходил слух, что храмовник сколотил на них целое состояние. Вроде бы его распространил даже сам Каредад, чтобы давать в долг, да еще и под проценты.
«Хорошее было время...»
Сегодня же здесь было также тихо и тоскливо, как и в большей части других мест - сильвы лениво взмахивали оружием или попросту болтали, опираясь на стены и манекены. Юноша провел в подобной неторопливой компании около получаса, прежде чем не решился на более активные меры.
Но, как оказалось, недостаточно активные. Он слышал, как подходила Эра. Он даже, наверняка, должен был её видеть, кивнуть на приветствие. Но сосредоточенность на выполняемом упражнении с огнем завлекла его так глубоко в свои мысли, что, пусть внешне он и казался "пинателем воздуха", на деле был попросту не в состоянии думать.
И всё же его реакция оказалась быстрее сознания. Эрарьянка направляла в него свой кинжал, а он неотрывно следил за ним, и какая-то его часть начала действовать прежде, чем он стал этот процесс контролировать. Внутри вдруг стало тепло и окружающий воздух показался храмовнику ледяным.
Огненная энергия, словно пелена, будто бы заструилось вокруг него, разливалась миллионами искр по всему, до чего могла дотянуться, и сжигала пригодный для дыхания воздух. Метнувшись от его выставленной вперед руки, она охватила Эрарьянку, но, покорная, лишь на краткий миг обожгла её кожу. Одежде повезло меньше - та моментально загорелась. Каредад закончил движение и выдохнул. Напряжение, возникшее в воздухе, спало, и он услышал, как сердце в ритме сумасшедшего вальса застучало в груди и ушах.
«Ну... хотя бы в защите я не такой жалкий пуду, как считает Гарьяз», заключил Каредад, оценивая нанесенные повреждения. Конечно, он понимал, что в какой-нибудь дали мира, с большей вероятностью песчаной, он бы был уже тих, бледен и хладен, что совершенно не идет к цвету его волос. С другой стороны, он бы там и не оказался в подобной беззаботной задумчивости. И один. Как минимум одна светловолосая особа должна будет его защищать, пока он с гордым видом будет взирать на поле боя и сжигать неверных в отчищающем огне. И, стоило признать, этой особой стоило заняться...
Эрарьянка тем временем довольно быстро сбила пламя, а храмовник, скрестив руки и, откинувшись на какое-то препятствие, надул губы, скорчил недовольную мину и неодобрительно закачал головой.
«Знаешь, Эрушка, подкрадываться к храмовнику - очень плохая примета, - он небрежно затушил последние всполохи на её одежде. - Говорят, станешь сухой как хабит. Или лысой!»
Подозревая, что девушка высоко ценит, холит и лелеет свои локоны, он протяжно загудел «у-у-у!» и сделал вид, будто собирается наслать на них магию. Вышло не абы как, да и репутация у него была для таких угроз недостаточно мрачная. Хотя...
«А так... спорим, ты и в этот раз не победишь?» - он лукаво улыбнулся, понимая, как мало у этой пташки шансов против кота.
«Даже слишком мало», подумал он, после чего "обнадеживающе промурлыкал": «я даже не буду далеко отходить».