- Рави, да сколько уже можно любоваться своим протазаном? - с каждой минутой ожидания ярость в девушке стремительно росла. - Помяни мое слово, я когда-нибудь его сломаю и закопаю около помойной ямы!
Вскочив с нагромождения подушек, которые Рене принесла сразу после завтрака в шатер Даная, несчастная и брошенная свои лучшим другом воительница была готова снести все опоры, лишь бы этот скучающий в ее настойчивости хабит поднялся и пошел с ней. "Ты остаешься здесь, Шахрави?" - с обидой и сжатыми кулаками в лоб спросила Шахин и, получив в ответ нахмуренные брови и кивок, вылетела вон, демонстративно пнув землю у самого входа так, чтобы песок непременно долетел до ленивого воина, с любовью поглядывавшего на свое оружие.
  "Делать нечего, пойду одна и обязательно услышу что-нибудь такое важное, о чем ему не скажу," рассудила про себя девушка и поспешила, ведь была намерена придти раньше всех - даже раньше вождей. Путь не занимал много времени, учитывая, что она все же торопилась - было бы очень неловко напороться на кого-то из воинов, а потом вернуться ни с чем к каравану. Стараясь замести следы полом специально одетого маминого длинного хиджаба, Ренек постоянно оглядывалась то на солнце, то в сторону стоянки Шисах, повторяя одни и те же слова: "Хоть бы успеть, хоть бы успеть..."
   Для слежки было приготовлено особое место, о котором никто, вероятно, не знает. Оно представляло из себя горизонтальную щель между скалами прямо около двух пещер - "ожидания" и "совета". Она была достаточно глубока, чтобы в полный рост в ней уместиться, и чтобы едкий дым от костра и факелов не жег любопытные глаза. Уже вчера Ренек принесла туда несколько теплых накидок, чтобы не замерзнуть на холодных камнях или просто от ночных ветров. В момент, когда Шахин пыталась уцепиться за выступ где-то посреди отвесной стены, жалобно завыл снаружи шакал, да так внезапно, что влажные от страха пальцы соскользнули. Ловко оттолкнувшись ногами, девушка безболезненно и с более скорым успехом добралась до "ложа" и устроилась поудобнее, громко выдохнув с облегчением. Осталось лишь немного подождать.
   Вскоре пришли, почти одновременно, вожди и вестники, а воины, несшие факелы, отчего-то замешкались с освещением. Не успел совет полностью поглотить внимание рыжеволосой, как она краем глаза уловила какое-то движение в темном коридоре. Нечто бесшумно проникло в пещеру и теперь кралось в ее сторону. "Шакалы выли не случайно," - только и успела испугаться она, как страх тут же отступил. Подойдя слишком близко, дух попал в свет от горящих углей, и в нем ожили самые обыкновенные, человеческие черты. Высокий юноша с необыкновенно густыми бровями, широкими плечами и увлекающими, будто барханы, песочными глазами, видимо, также решил подслушать чужие разговоры. Он показался Рене забавным, пугливым, каким-то неловким, будто бы она забыла, как сама бежала сюда, сломя голову. Когда воины наконец управились с факелами, их тут же погнали вон, от чего оказавшийся более интересным объектом хабит буквально вжался в стену, по которой девушка не так давно карабкалась вверх.
   Подавляя в себе смешок, Шахин дождалась времени, когда между вестниками начался ожесточенный, громкий спор, и, взяв маленький камушек, опустила руку вниз, вон из щели. Прицелившись в полутьме, она развела пальцы и округлая бомбочка полетела ровно в макушку. Схватившись за край укрытия, она положила голову на кисти рук и представила, как игриво и великолепно смотрятся ее карие глаза сейчас, когда она совершила эту гениальнейшую шалость. Дождавшись испуганного взгляда вверх, она добродушно протянула руку, следя, чтобы их не заметили, и прошептала: "Поднимайся сюда."

Отредактировано Ренек (14.06.2014 00:14:24)

Есть такое поверье, будто бы у молодых и скучающих в жизни часто холодные пальцы. Ренек не была уверена, что это "правило" действует для всех, но, относя себя именно к такой группе подрастающих организмов, непременно обрадовалась и вздрогнула от неожиданно теплых, грубых и влажных ладоней незнакомца. Пока он забирался к ней, активно шла работа мозга. "Что я наделала?! А вдруг он опасен и пришел убить кого-нибудь из собравшихся, и перережет за одно глотку мне?" Отдернув импульсивно руку, девушка прижала ее к шее, которая, вместе с грудью, кстати, неприлично оголилась из-за позы, в которой Ренек находилась, и размера чужой одежды. Сердце снова забилось учащенно и настойчиво, будто воспроизводило бешеную чечетку в предсмертном танце на краю лезвия кинжала нечестного ходока, каким мог оказаться этот молодой и неприкаянный хабит.
   Но, поднявшись, юноша не набросился на Шахин, не порекомендовал ей прощаться с жизнью и вообще уставился в сторону пещеры ожидания, будто там могло происходить что-то интересное. Когда он наконец заговорил, в очередной раз за вечер жизнь из измученного тела выпала, чтобы сделать кружок и залететь обратно.
- Да, из Хала... Меня зовут Ренек Шахин. Я пришла сюда потому... - она замялась, все еще недоверчиво глядя на него, - Потому, что я этого захотела. И сделала это раньше остальных, чтобы вот так не красться в полутьме, как хитрый, лукавый сильв.
   Во всем виде ее читалась взятая из пустоты гордость, совершенно не присущая девушкам ее рода, придававшая выражению лица не столько дерзость, сколько капризность и неудовольствие находиться в компании такого неизведанного кавалера. "То, что он не убил меня, вовсе не делает ему чести," - заключила про себя Рене и подавила все мысли, чтобы получше разглядеть молчавшее лицо. Оно то скрывалось в тени, то выходило из нее вон, будто играя с воображением зрителя и пытаясь его запутать. Продолжай оно так и дальше мелькать, перед Шахин начали бы сверкать светлые круги вместо глаз и зияющая дыра между рядами неровных зубов. Прошло совсем немного времени, прежде чем хабитянка сменила гнев на милость, несколько раз вздрогнув от налетевшего ветра и поняв, как бесценен в эту холодную ночь любой собеседник. "Подожду, что он скажет. Может быть, я в нем ошибалась." Она даже снова улыбнулась, на этот раз виновато, извиняясь за брошенный камень и оскорбительное сравнение.

Прежде чем лукаво улыбнуться, юноша подмял под себя какую-то из шкурок, что устилали трещину, при этом то ли нарочно, то ли специально чуть притянув Ренек и вытащив ее из зоны комфорта. Все, что он делал после этого, не внушало спокойствия и доверия, сильно напрягало и смущало девушку. Она чувствовала, как холод вдруг превратился в жару, а щеки, от  чего-то, зарделись смугло-розовым румянцем, когда глаза сами собой опустились смущенно с его лица. Шахин чувствовала каждой клеточкой кожи, как он разглядывает ее, чуть ли не раздевает, утопая в складках ее неподходящего наряда. Не в первый раз за вечер она посожалела, что надела его: "Следы можно было и не заметать - сегодня такая темень на дворе, что никто бы и не заметил..."
- Пожалуйста, - неожиданно кротко перебила она говорящего, также с улыбкой принимая его благодарность за неудавшееся оскорбление. Хорошо, что неудавшееся.
- Ты можешь и намекать, и говорить прямо - я не поверю тебе, что ты шпион, пока не проснусь завтра утром при всех конечностях и своем рассудке. - ухмылка совсем не понравилась Рене, поэтому она сощурила глаза и нахмурила брови, будто его дыхание и слова отождествлялись с опасной песчаной бурей.
   Когда же он ответил так загадочно, но настойчиво, "я не причиню тебе вреда", навис над ней, глядя прямо в глаза, девочка замерла и сглотнула. Неожиданно кто-то приподнял к самому входу в убежище факел, видимо, вынимая его из держателя [пальцы не печатают слово кронштейн]. Огонь оказался вдруг таким ярким, что перед глазами обоих замелькали причудливые фигуры, как от калейдоскопа, а Шахин от неожиданности сжалась в комок и прильнула к широкой груди Шероса.
   "Ой," - добавила она уже погодя, когда в обоих пещерах наступили полные тишина и темнота. Острые зубья скал Совета, что виднелись у самого края, где кончается потолок щели и начинается темно-синяя бесконечность звездного неба, расширились в миг, будто кристаллы, и с каждой секундой продолжали расти, затягивая последний источник света собою. Где-то вдали снова завыли шакалы, на этот раз парой, возвещая всех вокруг, что выходят на бой за свою жизнь теперь усиленным составом. К их визгу Ренек и Шерос прислушивались еще долго, пока серобокие не умчались в даль, а самым громким звуком в пещере стал шум крови в ушах. Ритмичные удары, затаенное дыхание, словно перед прыжком, и стабильное накапливание яда до критической массы - ничем более, даже собственной головой, девушка сейчас не владела. Она ощутила теплое прикосновение все той же грубой руки, но теперь сухой, как пустыня, на своем подбородке. Ее молча просили вылезти из своего домика и взглянуть на мир, безмолвный, пролетевший мимо за считанные секунды. Потянув ненароком терпкий запах выделанной для плаща кожи, перемешанный с личным, неповторимым запахом человеческого тела, Шахин прикрыла глаза и сделала томное движение ресницами. Ночь прекрасна.